In the last chapter it was argued that in order to be fully adequate a theory of style must be capable of application to both literary and non-literary uses of language. It was further maintained that this distinction between uses, even though in no sense an absolute distinction, is not a factitious one; and evidence was adduced to show that it is both real, and, moreover, essential to the study of stylistic theory and method. At this point, it becomes necessary as a preliminary exercise to review some of the more influential ways in which the term "style" has been used in the past. This review must be undertaken for two reasons: first, to ensure that the definition of style which it is hoped to arrive at in this book may be seen in a proper relation to other relevant definitions put forward in the past; and second, so that a number of theoretical confusions implicit in some of those definitions may be identified and cleared from the path of argument. Style has often been seen as some kind of additive by which a basic content of thought may be modified. Stated in a somewhat different way this view of style sees it as the variable means by which a fixed message may be communicated in a more effective — or, possibly, less effective — manner. The danger of too uncritical an assumption of these and similar notions of style is that they accept as axiomatic the possibility of distinguishing between a thought in some prelinguistic form and the same thought as it issues in words. That individual writers or speakers may in certain circumstances be identified through specimens of their discourse has given rise to another highly influential notion of style — as a set of individual characteristics. Taken to extremes, this view ends up by equating an individual with his style: the style is said to be the man. More moderately, and more usefully, the notion has been applied to some sub-set of the total linguistic characteristics rather than to the whole observable range. But even when so restricted, there remains a danger here: many striking stylistic features may not be the property of one individual at all. They may belong to and identify a group of people. A notion that concentrates exclusively on the individual may wrongly identify as the property of a single writer stylistic traits which should rightly be used to relate him to other writers. Style as a group-identifying phenomenon is of course an idea which in its turn has had wide currency. And as the corrective for an over-simple conception of individual style it is extremely valuable. It is valuable too in the study of non-literary uses of language, where the linguistic habits characteristic of groups that are also definable by non-linguistic criteria — such as scientists, lawyers, lecturers, and those on intimate terms with each other — are very often of the greatest interest to the stylistician. Moreover, this concept of style has received wide application in literary studies, as the basis of attempts to define the salient linguistic features of literary genres. But it is in literary studies that its chief deficiency shows up most sharply — a deficiency which is the obverse of that found in the definition of style as a set of individual characteristics: to see style as a function of group activity may dissipate efforts to discover which features of a writer's language can really be said to mark him as unique. The identification of the unique is, after all, at the centre of literary studies. | В последней главе приводились аргументы в пользу того, что теория стиля для того, чтобы быть полностью адекватной, должна быть применима как для литературного, так и для нелитературного употребления языка. Далее утверждалось, что эти различия в употреблении, даже хотя и не в смысле абсолютных различий, не является искусственно созданной проблемой; и приводились свидетельства тому, что оба они имеют место, и что, более того, они существенны для изучения стилистической теории и метода. Здесь в качестве предварительной задачи становится необходимым рассмотрение преобладающих в прошлом определений термина "стиль". Этот обзор должен быть предпринят по двум причинам: во-первых, чтобы гарантировать, что определение стиля, которое, надеюсь, появится из этой книги, состоит в должном соотношении с другими соответствующими определениями, выведенными в прошлом; и во-вторых, чтобы путем обсуждения выявить и прояснить подразумеваемое этими определениями множество теоретических затруднений. Стиль часто понимался как некая добавка, с помощью которой может быть модифицировано основное содержание мысли. Эта точка зрения на стиль, выраженная в несколько иной манере, рассматривает его как определенное средство, с помощью которого заданная мысль может быть сообщена более эффективным или, что также возможно, менее эффективным способом. Опасность слишком некритичного принятия подобного и схожих представлений о стиле в том, что они допускают как аксиому возможность различия между мыслью в некой до языковой форме и той же самой мыслью, выраженной в словах. Тот факт, что отдельные писатели или ораторы могут при определенных обстоятельствах быть идентифицированы по образцам их рассуждений, дало толчок другому представлению о стиле, имевшему сильное влияние, как о наборе индивидуальных характеристик. Доведенный до завершения, этот взгляд приводит к отождествлению индивидуума и его стиля: говорится о том, что стиль есть человек. Выражаясь более мягко и Для практического применения можно определить его как некий поднабор цельных лингвистических характеристик, нежели их полный комплект. Но даже при таком ограничении остается опасность: множество удивительных стилистических особенностей вовсе на обязательно являются собственностью одного человека. Они могут принадлежать и идентифицировать группу людей. Представление, сосредоточенное исключительно на индивидууме, может ошибочно идентифицировать стилистические особенности как собственность одного писателя вместо того, чтобы по праву рассматривать их как связующее звено с другими писателями. Стиль как феномен, определяющий группу, конечно же идея, получившая, в свою очередь, широкое распространение. И как поправка к упрощенной концепции индивидуального стиля, она имеет исключительную ценность. Она также имеет ценность при изучении нелитературного употребления языка, где лингвистические привычки, типичные для групп, определимых также нелингвистическими критериями — такие, как ученые, адвокаты, преподаватели, и групп людей, общающихся между собой при помощи специфических слов (жаргона) — часто представляют огромнейший интерес для стилиста. Более того, эта концепция стиля получила широкое распространение в литературных исследованиях, как основание для попыток определить отличительные лингвистические черты литературных жанров. И именно в литературных исследованиях наиболее остро проявляется главный недостаток — недостаток, обнаруженный в определении литературного стиля как набора индивидуальных характеристик: понимание стиля как функции групповой деятельности может снизить эффективность попыток раскрыть, какие черты языка писателя действительно могут быть названы уникальными. Идентификация уникальности и лежит, прежде всего, в центре литературных исследований. |